боевой гопак

Пересмотрел после долгого перерыва "Три дня Кондора". Повезло Редфорду попасть в это кино, повезло фильму получить такого актёра на главную роль. Как и наивный герой Редфорда в мире бесчестия спецслужб, сам актёр - словно острый прокол в гладкой видеоткани, свидетельство неописуемой жизни человека, бросаемой на бездушную киноплёнку любящим глазом камеры. Дал бог человеку экзистенцию, ничего не скажешь.

Удивителен Нью-Йорк в кадре, подобного города мы не видели: он глянцевый, не за что ухватиться, остаётся лишь скользить по сюжету, цепляясь ногтями за поверхности. Город, как перенесённый машиной времени в момент, когда мы не могли видеть его (фильм старше меня на год) снова становится иностранным и ещё - как будто европейским, во многом благодаря лицам: того же Редфорда, сказочной Данауэй, фон Сюдова. Опасностью дышит каждая минута фильма, улицы просто ждут выстрелов! Вот какова жизнь в мире дикого капитализма! Не было шансов, чтобы его не показали в СССР (в прекрасном интеллигентном дубляже, разумеется).

Отблесками шестидесятых живёт искусство внутри кино: чёрно-белые депрессивные фотографии Нью-Йорка, переплетающиеся со сценой секса, напоминают об иных киноизмерениях, говорят с нашими глубокими чувствами.

О том, как изменилось время, напоминает и совершенно невозможная сегодня сюжетная линия: отношения, начатые с насилия, наполняются чувствами с обеих сторон. Вновь женская иррациональная чувственность демпфирует диссоциированное мужское насилие... Патриархат умел продавать такие штуки, да.

Что такое быть героем? Прежде всего это значит - жить по своей повестке, опережать врага, совершать откровенно плохие, но живые поступки, быть неожиданным и нелинейным. Это не приводит к выигрышу, но даёт шанс не проиграть. В заведомо безнадежной борьбе человека против системы у него в 75-м году есть последний козырь - свободная пресса. Когда камера наезжает на вывеску New York Times, я обнаруживаю на своих губах саркастическую улыбку: действительно, мир изменился, надежды на журналистику как четвёртую власть больше нет.

Человек больше не может быть одиночкой против системы, сегодня ему необходимы другие. Господи, спаси и помилуй интернет.

Вчера с некоторым стыдным удовольствием посмотрел интервью балабола Дугина Солодникову-непознеру и имею сказать: как же мы (ну, я) опопсели и поскучнели за сытые нулевые и беспамятные десятые. Ведь было экзистенциальное веселье, и была возможность творить словами и действиями миры. Всё сожрал конформизм. Дугин, несмотря на то, что веры ему ноль, самим своим существованием утверждает всё же, что по-прежнему существует такая вещь, как духовное усилие и самостояние, что есть место прямому действию, и цена ему - жизнь. За это спасибо и ему и Солодникову, умудрившемуся поговорить уважительно и внимательно. Ещё, предположу, что у нас нет (и не будет) больше публичных интервьюеров, способных поддержать беседу о Хайдеггере, так что случилось бинго. Была великая эпоха, да.

Взял интервью у Саши Гаврилова ака agavr, получилось интервью-воронка, от формы к содержанию.

https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=10157751643802791&id=602787790

В какой-то момент перестаешь искать новые красоты. Находишь пару мест в мире, где дышится легче, где привычные мозоли болят немного меньше, где виды успокаивают сердце, где природа подходит для прогулок, а с местными людьми приятно перекинуться парой слов в магазинчике. Вот и всё, место для отдохновения найдено, и новых как-то уже и не требуется.

Тем радостнее, когда неожиданно находится новое место, которое трогает тебя новым способом, подсвечивает тебе жизнь с непривычной стороны.

Таким местом внезапно стал для меня очередной классический спот для дауншифтеров/удаленщиков/и_конечно_же_дайверов - пыльная деревенька на Синайском полуострове, Дахаб.
Тут за рукавом Красного (на самом деле изумрудно-зелёного и лазурного) моря высятся горы Саудовской Аравии, из-за которых выкатывается по утрам новорожденное солнце, а с другой стороны его прячут на закате, золотясь дальними пиками, другие, синайские горы, в этот момент стена саудовских гор становится алой.

Саму деревню, принадлежащую бедуинам, постоянно заметает песком, сухой пустынный ветер хранит всё, перекатывая старый и новый мусор, в котором играют дикие, весёлые и яростные дети, ёжики пацанов и кудри девочек непокорно вьются на ветру, гортанные крики летят по улицам. Детская свобода жить своей детской жизнью, без присмотра взрослых и без замораживающих движение девайсов - это что-то совсем забытое. В дело идёт всё: от камушков, становящихся битами, до веревок (ей можно обмотаться втроём и так бегать по дороге). Старые канистры с отрезанной гранью становятся санками: дети привязывают к ним веревки и таскают друг друга по песку и асфальту. Катать старую шину, цепляться за проезжающие грузовики, чтобы проехать на них несколько метров, гудеть в гудок запаркованного родительского автомобиля или гонять босиком в футбол под светом вечернего фонаря - вот счастье, вот права!



/Продолжение, возможно, следует/.

У одной противоречивой блоггерши-психотерапевта прочитал мысль: наличие культурного бэкграунда, в том числе богатого тезауруса, повышает шансы на успешность терапии. На мой взгляд, шансы на то, чтобы оказаться в терапии, с ростом культурного бэкграунда тоже растут, но это уже детали.

Это я к чему? Это я вчера сходил на поэтико-творческий вечер. Нечасто искусству предоставляется такой роскошный задник: теплый крымский вечер, ароматы трав, закатная гора Бойка, зелёные холмы, а в конце вечера всю окружающую красоту накрыла звёздная ночь... Там было много музыки и песен, но были, к несчастью, и стихи. Шансов на успех терапии у их авторов и слушателей (судя по восторженным аплодисментам) было немного. Что сказать, похоже, стихи для меня - шибболет, который помогает мне находить (а вернее - не находить) людей из своего трайба.
Это очень одиноко - наблюдать за чужим взаимным праздником извлечения и наслаждения слабыми, пустыми и поверхностными словами. Захотелось, по подростковому какому-то импульсу, разломать этот пир какой-то резкостью, нагуглил даже кое-что из Бродского в телефон, но понял, что бесполезно. Стал, стыдно сказать, понятнее Маяковский, пытавшийся кидать слова, как гранаты, в косное ментальное тело тогдашней публики.
Незамутнённость - вот что поражает меня в людях, достигших хотя бы 30-летнего рубежа. Её не пробить ничем снаружи, это просто личностный потолок. Вернувшись домой, залез в какие-то онлайн-дебри и нагуглил незнакомого мне раньше поэта Гуголева, которым успешно "отчитался" от послевкусия вечера. А с утра попался злой стишок Иртеньева, неожиданно в тему.

"Бывают в этой жизни миги,
Когда накатит благодать,
И тут берутся в руки книги
И начинаются читать.

Вонзив пытливые зеницы
В печатных знаков черный рой,
Сперва одну прочтешь страницу,
Потом приступишь ко второй,

А там, глядишь, уже и третья
Тебя поманит в путь сама…
Ах, кто придумал книги эти —
Обитель тайную ума?

Я в жизни их прочел с десяток,
Похвастать большим не могу,
Но каждой третьей отпечаток
В моем свирепствует мозгу.

Вот почему в часы досуга,
Устав от мирного труда,
Я книгу — толстую подругу —
Порой читаю иногда".

Эх.

Бассейн в сельской местности – это примерно как камин в доме: явно избыточное удовольствие, притягивающее к себе людей. Современный новенький бело-голубой бассейный комплекс в Заветах и вовсе выглядит, как космический корабль, приземлившийся среди сельских грядок: рядом распаханное поле и бурьянные заросли, вокруг пара улочек дачных домиков, утопленных в зелени (можно сделать небольшой крюк и подойти к бассейну по цветущей сиренью и шиповником Счастливой улице).

Стеклянные двери, в предбаннике автоматы с бахилами в капсулах, драже и прыгающими шариками, вторая дверь, и вот он – волшебный мир бассейна, чистый, блестящий, без знакомого с детства отчаянного запаха хлорки. Но есть дети, такие же, как и всегда, вихрастые, подвижные, деловито переобувающиеся с уличной обуви в резиновые тапочки, обсуждающие важные вопросы поиска алмазов и редстоунов. Спокойная женщина-кассир мельком изучит распечатанную справку о полной готовности к водному экстазу, примет 220 рублей за разовое занятие, кивнёт на корзинку с ключами-браслетами от шкафчиков под одобрительные взгляды с плаката напротив. Там, усечённым гегелевским лучом эволюции, представлены президент Российской Федерации, глава Подмосковья и, наконец, глава Пушкинского района, снизу прилагаются гербы каждого из соответствующих доменов. Слева не хватает изображения Б-жественного присутствия, а справа – охранника бассейна, который, впрочем, и так находится на месте, вежливо предлагая переобуться в тапочки.

В раздевалке ряд аккуратных шкафчиков, ни одной сорванной двери, настенный фен, в туалете график уборки с подписями уборщика – всё готовит к встрече с великолепием самого бассейна. И вот он, голубоводный, с золотой солнечной рябью, новый, сверкающий, с празднично висящими поперек дорожек красными флажками, с гигантским настенным принтом альпийского озера осенью, с окнами в небо. Голубая фигурная плитка, стоки заподлицо, как в тех бассейнах в швейцарских горах, скрывающих бортик доходящей до края и переливающейся через него водой, так что края самой бассейной чаши не заметишь, пока не коснёшься рукой… Медсестра в очках спросит, есть ли шапочка, торжественный хор души начнёт было слегка мазать, но она тут же нырнёт в свой кабинет и вынырнет с общественной модной шапочкой-презервативом в руках, прощайте, цветочные и пузырчатые резиновые советские шапочки детства, я не смогу забыть вас, увы. Отдельная дорожка, Б-же, тёплая вода и лучи солнца, бьющие в окно. Плыву своим домотканным стилем, посылая волну вперёд себя, и в волне дробится отражение светящихся в солнечных лучах флажков. Теплая вода ласкает члены, слух ласкает музыкальная программа, в которой Стиви Уандер уступает место почему-то Высоцкому, а тот, Г-сподь милосердный, группе Ту Анлимитед, и все эпохи жизни, оказывается, были не зря, и те ларьки с кассетами, и радио Европа Плюс Москва, и “Электроника-302” – всё это было для того, чтобы сейчас, лёжа на воде, впитывать эти водные блики, эти звуки, эти облака, плывущие в окнах, мирное небо 2018-го года, короткая остановка между прошедшим прошлым и наступающим будущим. Прыгают бомбочками дети под доброжетальным взглядом молодого инструктора, электронное табло ведёт отсчёт счастливых минут, играет музыка, опускается закатное солнце. На стене напротив Швейцарии лозунг “Быстрее, выше, сильнее” по-русски, на латыни и по-английски, геттиимеджевская расширенная семья спортивных англосаксов трёх возрастов, иллюстрирующих полускрытую трубой вентиляции, полуэзотерическую, стало быть, надпись: “Здоровая семья – сильная, единая Россия” (кстати, вот вам короткое упражение: как, не изменяя и не убирая слов, убрать из этой фразы фашистский душок).

И вот так плывешь бассейн за бассейном, принимая всё, что послал тебе мир, доброжелательно разместив это стеклобетонное чудо в семи минутах садами от дома, и думаешь: а может, нет наказания? Может, можно вот так и всю жизнь прожить, по распечатанной справке, за 220 рублей, просто вот плыть и плыть, под музыку, а после в душ горячий… Г-споди, помилуй всех нас.

Пытаюсь что-то написать и понимаю, как далеко разошлись адресаты фб и ЖЖ. А главное, вот этот непричёсанный, живой, читатель-ровесник и товарищ куда-то исчез в первую очередь из моего собственного мозга.Не то чтобы некому писать, а скорее неоткуда.

Тем не менее /сделаем усилие и поищем в себе/, хочется сюда насыпать неструктурированные мысли и прогнозы (для невинного удовольствия, чтобы было потом куда сослаться, говорил же я!)

Если ставить на то, какая философия будет на подъёме в ближайшие годы, я бы ставил на стоицизм: подняться до интегрального видения большая часть элиты не сможет, а сжать анус и разрешить себе страдать может, в принципе, любой неглупый человек с развитой волей (или стремящийся к ней). Так что надо покупать акции стоиков, ну и готовить вебинары: готовность ко всему в тяжёлые времена.
Привет живым!

Видимо, буду в ближайшее время помещать сюда теневой контент.

Сижу на горе в Бахчисарайском районе в пространстве для практик под названием Экокемп и чувствую, как нарастает тонкий звон в ушах.

Года четыре назад после глубокого коллективного погружения в дебри коллективного бессознательного на поволжском форсайт-флоте bowin говорил о том, как будет нарастать смысловой конфликт между вертикалью технократизма и контроля и горизонталью экоземледелия, dukhovnost' и всяческого неолуддизма. И сегодня, сбежав из московского безкислородья и многолюдья, ото всей этой техносферы, я обнаруживаю себя в дивном природном раю и адском дикарстве псевдоспиритуальных практиков, где реальные чувства закачиваются в уродливые ньюэйджевские формы, где славянские боги погоняют шивами и шактями, и дизайн человека вершит суд над тем, кому и как жить.

То есть вот эту самую растяжку я чувствую сейчас чуть ли не физически. Чем больше контроля в техносире, тем громче бьют шаманы в свои бубны. Хороший повод помедитировать (или сделать свою цифровую копию, ага). Такое ощущение, что люди ссыпаются или туда, или сюда, ну или о погоде, это пока безопасно вроде.

Люди, ау! Есть живые-то?

А, я понял, про что все эти феминитивы и прочее. Это про расхождение языков, второе разрушение вавилонской башни. Кто-то будет феминитивить, кто-то вообще откажется от родОв, кто-то будет держаться за традиционные формы и начнет консервировать язык в соответствии со своими представлениями о том, как говорили до революции/Романовых/христианства... В общем, общего языка не будет боле.

Никакого общего поля-то нет больше, не будет новых Розенталей (земля расейская рожать). Так что выбирайте что нравится, вернее, кто нравится, с кем хочется старость коротать: с радикальными феминистками или там с родноверами...

Крайние, крайние времена настали.